Человек мысли в бесконечной степени - Вера Воробьева

Человек мысли в бесконечной степени

Вера Воробьева

© Вера Воробьева, 2017

ISBN 978-5-4485-1556-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ноль первый

Свист шин по асфальту прорывает пустоту в моей голове. Постепенно возвращаюсь в сознание. Я стою у двери. Вдруг во мне проснулось желание все бросить и побежать вслед за машиной. Никогда еще не чувствовал себя так потерянно.

Тело слегка подрагивает от волнения. Не понимаю, зачем я здесь? Это все Эд… «Что-то ты неважно выглядишь, друг, давай я помогу тебе». Еще Эшли так странно посмотрела на меня, как будто в последний раз меня видит…

Мой взгляд цепляется за маленького жучка, ползущего по ступенькам дома. Надо получше его рассмотреть, сейчас, только узнаю, куда он идет. Грузная спина с мраморным рельефным рисунком, напоминает мне куски отвалившейся брусчатки, которых так много возле моего дома. Что-то я начинаю сомневаться, что это были именно куски, а не его собратья. Перед глазами мой задний двор, и тысяча жуков со щелчками и шелестом друг об друга выстраивались в садовую дорожку. Эта конструкция вся извивалась и никак не могла определиться с направлением. Я медленно шагаю вперед, тропинка, что оказывалась позади меня, рассыпалась на мелкие частицы и собиралась вновь, но уже где-то далеко впереди. Все это сопровождалось гулким клацаньем и мерцанием мелких лапок на свету. А я все шагаю вперед, вперед… Стоп, куда пропал жук? Понимаю, что минуту просто пялюсь в стык лестничных деревяшек. От каменного жука не осталось и следа.

Закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Предварительно отряхнувшись и приведя в порядок волосы резкими движениями рук, медленно поднимаю голову.

– Вы Джон? Проходите.

Дверь была уже открыта. Передо мной стоит бабуля столетнего возраста. Мой глаз нервно дернулся, сердце замерло. Как долго она тут стоит? В голове пронеслись последние минут пять моего идиотского поведения и бабуля, наблюдавшая за мной, как за жуком. Отвратительное ощущение стыда. И на кой черт я его разглядывал как дикарь или малолетка…

– Меня зовут Корни – продолжает она – фамилии нам ни к чему. Проходите, там есть мягкие кресла. А я пока принесу нам чай.

Борясь с наплывами жара и стыда, неуверенно прохожу. Красная входная дверь затворилась за мной, и в полумраке прихожей, на полу, тонкий луч света из приоткрытой комнаты осветил мне дальнейший путь. Надеюсь, мне туда. Хотя даже если и нет, она не…

– Нам необходимо расслабиться. – Она даёт мне трясущуюся кружку горячего напитка, прерывая очередной ход моих псевдо философских мыслей. Сухой глоток, напоминает мне о том, как сильно я ненавижу чай. О да, конечно, я расслаблюсь. Поднимаю глаза. За столь короткое время её отсутствия она успела переодеться из цветастого одеяния в халат более строгих оттенков.

Глоток. Горячая струя стекает по подбородку. Ещё глоток. Надо пить пока я не почувствую хотя бы тепло. Но моё тело напрочь отказывается защищать организм от обжигающей жидкости.

– Стоп! – командует старушка. И я послушно останавливаюсь. – Ты так попадёшь в больницу скорее, чем я разберусь в твоей проблеме. А проблем у тебя, по-видимому, хватит сеансов на 15 точно.

Холодный расчёт или это её методика работы с клиентами… Если ей от меня нужны лишь деньги, то самое время уйти. Встаю. Иду в сторону двери. Лёгким движением руки Корни возвращает меня в кресло. Ловкость и воздушность этого движения заставили усомниться меня в поспешном мнении о ее возрасте. Снимем пару десятков.

– Я вижу ты готов. Отлично! – В ее словах слышится типичное шуршание букв, такое шуршание появляется, если тебе уже больше 50 лет. – Ты же по поводу девушки, да… как ее там имя?

Этот вопрос ввёл меня в ступор. Этого я никак не ожидал. «…она…». Корни уже всё поняла? Или просто пытается запутать меня? Хм, хотя эта проблема, конечно, типична… но не для меня, не для таких как я. Ведь такие как я… о да, забыл, такие как я типичны во всем. Несомненно.

– Бека – её имя слетело у меня с языка. И я почувствовал, как капелька пота прочертила полосу у меня на спине. Ну да, класс. Идиот.

– Она твоя одноклассница?

Отрицательно качаю головой, до сих пор не понимая, как она заставила меня говорить. Ведь, молчать это мой конек.

– Бека… Что же ты сделала Бека? – как бы сама с собой продолжает Корни. Она уже успела проделать путь до кухни и сейчас направлялась обратно с миской в руках.

Едкая боль пронзила язык. Мгновение спустя я понял, что это мои зубы предотвратили поток отборной брани. Последние слова проворной бабули заставили вспомнить, зачем точно я здесь нахожусь, и отчаянье захлестнуло мой разум. Хватаю конфету и, быстро развернув, бросаю ее в рот. Первый фантик уже гулял по ковру, подталкиваемый ветерком от вентилятора.

– Эти конфеты пришлись тебе по душе? Их мне подарила моя пациентка на день рожденье месяц назад. А когда родился ты?

Хм я теперь тоже ее пациент? Хорошо, что ее день рожденье так далеко, можно избежать неловкости пропущенного праздника.

– Декабрь. Девятое декабря – Девятое декабря тысяча девятьсот девяносто седьмого – официальная дата, с которой можно начинать обратный отсчет времени, ведь именно в этот день человечество, нет, вся природа совершила грандиозную ошибку, создав меня. С этой точки начался регресс, разрушение всего, что было и будет рядом со мной и с тем, что от меня останется. И спустя столетия, моя микрочастица, которая когда-то была в моей пятке или печени, станет составляющей ноздри младенца-диктатора в утробе матери. Впоследствии, именно из-за этой ноздри, чья форма была далека от идеала, случился слом личности, и мир повергся в ядерный хаос.

Но да, конфеты были действительно вкусные.

– Твоя мама, наверно, была счастлива. Все мамы счастливы в такие моменты. Как её зовут?

– Реган. Она учитель младших классов.

Уже три золотистых обертки теснились в углу комнаты, четвертая медленно катилась в их сторону. Давай, ползи к своим.

– Прекрасная работа. Она очень любит детей?

– Наверно… не знаю… – Моя мать никогда не говорила о работе. Да и я никогда и ни о чем ее не спрашивал. Наши разговоры ограничивались пустыми перепалками или пожеланиями друг другу доброго утра. Каждый раз, когда я сравниваю мою семью с семьями своих знакомых, мне на секунду хочется что-то изменить. Видимо, одного желания мало, да и оно пропадает после очередной ссоры.

Пятый фантик. Они шуршат там, разбираются, кто займет почетное место у самой ножки стула.

Мимолетно улыбка прошла от одного уголка губ к другому.

– Расскажи мне о своём самом лучшем дне рожденье, Джон.

– О дне рожденье? – Наблюдая за небольшими путешествиями по ковру, я машинально отвечал на вопросы, но о таком я никогда не задумывался… Лучшее день рожденье. К чему вообще такие дурацкие вопросы.… Хм… мой лучший день рождения… именно тот день, когда я родился. Остроумно, доволен собой, но не на долго.

– Мне было тогда 12. Я позвал всех своих друзей в поле. Нас туда отвез отец на своей новой машине. – Выбрал, как кстати.

– В поле? Своё совершеннолетие я праздновала именно там, обожаю это место.

Она не представляет насколько мне плевать. Движение девятого фантика интересовало меня куда больше, чем ее жизнь. Хм, и как она еще помнит свое совершеннолетие.

– Отец… Да, отец отвёз нас. В его машину поместились не все… Поэтому Рамиля мы посадили в багажник.

Видимо, Корни заметила улыбку на моём лице. Она тоже улыбается.

– Там были все. Роби, Эшли, Берт, Рамиль, коротышка Пол… Эд. Ему пришлось взять свою младшую сестру, потому что её нельзя было оставлять одну дома. Мне подарили много подарков.

– А как звали сестру Эда?

– Бека. – Шум в голове заглушил последующий вопрос. Поднимаю глаза, чтобы из вежливости взглянуть на Корни, но морщины на ее лице приобрели зубы, странные тени стали глубже и воздух стремился заполнить пространство за ее дряблой кожей. Необходимый мне кислород постепенно утекал из помещения, нет сомнений, что этот вдох будет последний. Смех… темнота. Холодные руки тащат меня на поверхность озера, запах ванили растворяет все вокруг.

– Так какие подарки ты получил? – Это была Корни. Её слова отражались эхом от белой пустоты, постепенно обретавшей формы комнаты. Может, я схожу с ума. Может, она не просила назвать имя. Я сам хотел сказать это… Этот голос, руки. Столько мыслей. Хотя, я и раньше сталкивался с подобным, но в последнее время ощущение, что органы чувств совсем отказались мне служить.

Неплохо, если бы сейчас, был человек, маленький, который бы залез ко мне в голову еще при рождении. И записывал все, что я думаю. Это человек мысли во второй степени. Сейчас он бы был вынужден записать слово хуй, ведь я специально думаю о каждой его букве, х у й. Потрясно. Наверно, ему неловко писать это. Стоп. Если он имеет мысли, то у него тоже должен быть микро человек, который пишет его книгу. Его мысли о мыслях моих. И последний человечек, человечек мысли в бесконечной степени является богом моей идеи, идеальная мысль, выведенная, с учетом мыслей о моей мысли, другими человечками мысли. Хм, какого им писать сейчас про самих себя? Эту идею я вынашиваю достаточно долго, чтобы начать уже ей доверять. Но… Секунду назад, что-то происходило… А действительно, забыл, о чем думал до того, как начал думать. Неприятный холод по спине, это руки, наверно опять Бека, только у нее такие холодные руки. Ее фантом проводит рукой от плеча до поясницы. Это все что осталось у меня от нее…